Начну я своё нынешнее повествование с такой вот интересной мысли: Тога, Рука и Утена – именно в таком порядке назвал бы я дуэлянтов, если бы мне предложили расположить их по мере приближения к силе Диоса. Неплохо бы сразу оговориться, что такое в моём понимании сила Диоса? Я думаю, что это ни что иное, как сила любви. Это чудесная и невероятная сила, единственная сила, способная разрушить узы, сковывающие дух и разум человека. Узы эти есть цепь под названием «я», которая есть почти непобедимый и непреодолимый человеческий эгоизм, и цепь под названием «хочу», которая есть сестра этого эгоизма, соединяющая желание обладать, вечноголодное чувство собственничества, неиссякающую жажду ради себя и во имя себя совершать все, что только не пытается совершить человек. Знаю я, что узы эти иной раз принимают почему-то за узы любви, но это не так, потому что они не имеют с ней почти ничего общего. И вот, Утена смогла разбить эти цепи, вырваться из них, и пусть великой болью далось ей это, пусть кровью и слезами омыт её подвиг – самое главное и важное заключается в том, что она это сделала, и силой Диоса совершила то, для чего сила эта была предназначена.

Но сегодня речь я поведу не о ней, не об Утене, и не о Тоге, у которого, как мне уже случалось писать, без сомнения была любовь, но, увы, не было веры и надежды. Вместо этого я расскажу вам о человеке, который ближе всех остальных претендентов оказался к обретению той силы, обрести которую в полной мере удалось лишь девушке-революционерке. Воистину, он совершил великое чудо - еще до свершения финальных событий сериала предварил своим подвигом чудо еще более невероятное и непостижимое. Благодаря этому судьба его явилась отражением, образом того, чему ещё только суждено было свершиться уже после его ухода. Персонаж этот настолько сложный и противоречивый, что я не надеюсь даже, что когда-нибудь он будет нами до конца понят. Да и сам не пытаюсь более разрешить тех противоречий, которые охватывали меня каждый раз, когда я размышлял о той непростой судьбе, которая была уготовлена этому герою. Противоречий, которые являлись причиной того, что я никак не решался высказать о нем свое мнение.

По одной лишь причине не пытаюсь я более сделать этого – потому что знаю, что самая суть этого человека и заключается в двойственной его природе, в символизируемом им единстве противоположностей и гармоничном сосуществовании антагонистических сил. Думаю, вы уже знаете, о ком я поведу сегодня речь – о Руке, а еще, конечно же, немного скажу и о той, которую он любил, о Дзюри, ибо совершенно невозможно было бы без неё совершенное им, также как невозможен был бы путь Утены без Анши. Рука и Дзюри – пусть они станут символом для нас тех самых вечно сражающихся и, в то же время, поддерживающих друг друга, взаимодополняющих сил, без которых не возможно было бы существование самого человечества. Поэтому я и поставил в название статьи это замечательное слово – «радостопечалие», ибо речь я поведу, как всегда, не столько о сюжете и его смысле, сколько о том, что происходит в душе зрителя. Это неповторимое чувство – радостопечалие, без сомнения, может быть дано тем, кто вместе с Рукой и Дзюри пройдет через эти удивительно светлые и одновременно глубоко трагические события.

Когда, по словам замечательного режиссера Франко Дзеффирелли, сказанных им, когда он комментировал творчество Достоевского, «в душе и боль, и надежда сплетены в тугой узел», начинается наше повествование. Да, именно так, сплетённые в тугой узел боль и надежда, радость и печаль, наполняющие этот мир, чудесный свет, горящий в сердцах избранных, и мрачная тяжесть неумолимой судьбы пойдут рука об руку друг с другом, и конец этой истории будет и счастливым, и трагическим. А мы постараемся понять и ощутить всю красоту этого непостижимого союза, мы вместе, потому что я буду говорить о каждой из составляющих в отдельности, а то, каким образом из них будет сотворено единое целое, каждый из вас решит сам для себя. Итак, это было вступление, а теперь послушайте, что я имею сказать об этой истории.

Боль. Она наполняет её всю, от начала и до конца, и останется с нами даже тогда, когда все события окажутся далеко позади. Начать я хочу с боли физической – я хочу, чтобы вы поняли, что Рука испытывал её каждую секунду. У меня нет тому прямых доказательств, и, хотя можно перечислить тому массу косвенных подтверждений, я по-прежнему останусь верен своему старому аргументу: он без сомнения испытывал сильнейшую боль, и я знаю это абсолютно точно, ибо настолько сильна была она, что каждый, кто хоть немного умеет чувствовать, сам ощутил её отдалённое эхо. Я уверен, что и вы сможете разделить с ним эту боль и понять, как ему было тяжело. Нам известно немало смертельных болезней, которые вызывают медленно угасание жизни в человеке, сопутствуемое сильнейшими болями во всем теле, и вам нетрудно будет подобрать несколько вполне достоверных вариантов. Я же скажу одно: если вы сможете хоть на секунду поверить и представить, что все совершенное было произведено на фоне борьбы с адскими муками, вы уверенно сделаете свой первый шаг к пониманию тех событий.

Боль. Это не только боль физическая. Страдания тела – это только начало всех несчастий. Есть еще и муки душевные, страдания куда более жестокие и страшные. Боль отчаяния. Рука был, без сомнения, сильным человеком, и долгое время отчаянно боролся с болезнью, живя мыслью, что ещё чуть-чуть, вот-вот, и ему удастся победить её и вернуться к нормальной жизни, принести счастье той, которую он любил и самому это счастье испытать. И вот он узнает роковой вердикт, который он не в силах будет ни отменить, ни преодолеть, вердикт, говорящий о бесплодности долгих и мучительных усилий, о полном его поражении. К нему приходит осознание того, что всё, о чём он мечтал, чего ждал, к чему готовился, никогда не станет реальностью. Его единственная реальность отныне – смерть, и отпущены ему не месяцы и не недели даже, а считанные дни, если не сказать часы. Многие бы справились бы с этим, многие бы устояли перед искушением впасть в отчаяние и провести последние моменты жизни, уткнувшись в подушку и тихо плача от бессилия? Невероятно, но что-то позволило ему избежать такой участи, что-то, в глубине души звало нашего героя к последней миссии, напоминая, что есть та, которой он нужен, которая заблудилась в самой себе и без него не найдет спасения. Вдумайтесь в это – сквозь затмевающие все боль и отчаяния он услышал боль своей любимой, и, нисколько не сомневаясь, устремился ей на помощь.

Боль. Да. Снова боль. У нас её и так немало, боль Руки и боль Дзюри слились теперь воедино в его сердце, но и больше этого ему еще суждено испытать! Как вам рассказать об этом? Есть три важных составляющих. Больно оказаться чужим, больно причинять боль, больно оказаться отверженным. Что значит быть чужим? Представьте, что ваш друг губительно заблуждается. Некоторое время он будет счастлив в своем заблуждении, до тех пор, пока не будет слишком поздно, но пока он об этом не знает. Знаете, как тяжело открыть ему правду? Как тяжело спорить со своими друзьями, как тяжело оказаться по разные стороны баррикад с теми, кого любишь? Если то, что вы хотите открыть, доказать - горькая правда? Если без неё, казалось бы, было лучше, если того человека окружают лицемеры, которые будут поддерживать его заблуждения, если вы рискуете быть воспринятым, как лжец, клеветник и враг, а потом, когда откроется ваша, правота – как человек, все испортивший и разрушивший? Скажу вам: очень тяжело. Больно.

Что значит причинять боль? А вы знаете, как врач причиняет боль? Например, хирург, который вынужден провести ампутацию – не он ли чувствует себя палачом, сделавшим калекой своего пациента, даже если такая операция была единственным способом спасти его жизнь? А представьте себе такую картину: необходимо делать операцию без наркоза человеку, чью быль вы ощущаете, как свою собственную, и операция эта необходима, жизненно необходима, и сделать её не под силу никому, кроме вас? Хуже того, много хуже: операция такая будет воспринята не с покорным терпением и благодарностью, но с отчужденной ненавистью, ибо иной раз даже смертельная болезнь не приносит столько боли, сколько необходимое лечение. И несчастный доктор будет казаться единственной причиной, главным виновником и источником боли, и на него падут обвинения в жестокости и изуверстве, и он понесет на себе великие проклятия вместо благодарности. Знаете, каково быть таким врачом? Отвечу вам: больно.

Что значит оказаться отверженным? Это значит что в итоге, успешно пройдя через все, вы никогда не сможете доказать, что проделанное вами было необходимым. Возможно, подумают многие недуг, постигший вашего близкого, был всего лишь вашей собственной фантазией. И отлично зная, что это не так, вы еще лучше знаете, что по окончании лечения никто не сможет определить, был ли этот человек все время здоров или исцелился лишь недавно. А если исцелился, то благодаря ли мучительному лечению, которому вы подвергли его против его воли, несмотря на протесты и мольбы, или благодаря судьбе, случайности, совпадению, собственным силам? Знание того, что даже если вам все-все удастся, вы все равно не сможете получить ни награды, ни благодарности, ни даже прощения и оправдания, ничего – кроме разве что ненависти и непонимания. И столь же ужасное знание того, что вы, в конечно итоге, не сможете прожить достаточно долго, чтобы увидеть, было ли осуществлено задуманное и воплощенное вами, или нет. Что есть такое знание? Боль.

А что, что вообще тогда остается за этим океаном боли? Боли, от которой, кажется, стонет и бьется в агонии сам мир Академии? Остается то, что, сплетаясь с этой болью в тугой узел, заставляет человека продолжать жить. Надежда. Надежда на то, что если для него все кончено, все то счастье, которое ему уже не суждено испытать, свет и радость этого мира, которые ему не суждено будет более видеть, он сможет подарить той, которую он любил. Посмотрим же, что же ему, движимому надеждой и любовью, удалось совершить. Поговорим о том, в чем же заключалась самая суть происходившего. А дело было в следующем – трагедия Дзюри и Сиори заключалась в том, что были они связаны теми самыми цепями, с разговора о которых я начал свое повествование, оказались в плену своего эгоизма и своих желаний. Никогда не стану я назвать любовью то чувство, которое испытывала тогда Дзюри. Это скорее была привязанность, зависимость, ибо она нуждалась в любви, как в воздухе, однако не могла испытать её по-настоящему, и для того придумала себе объект вожделения, и не могла отказаться от этой выдуманной любви, как от наркотика. Она пала жертвой иллюзии, которую сама себе сотворила.

Происходившее тяготило, я бы даже сказал, наносило вред, и Сиори. Думаю, Рука спас не только Дзюри, но и Сиори, спас её от мучительного искушения властью, которое явно было не по плечу этой девушке. Вряд ли её зависть и ненависть к своей подруге, в которой она призналась в свое время Микаге, достигла бы таких губительных, прежде всего для неё самой, масштабов, не осознай она внезапно, какой ужасной властью наделила её Дзюри. Властью причинять себе боль. Какая страшная власть! Ведь если действительно желать страданий того, кому некой особой властью возможно их причинять, а человек это желает этих страданий, оба – и мучитель, и мучимый – становятся пленниками друг друга. И какая страшная зависть – понимать, что, оказавшись на месте мучимого, не сможешь вытерпеть тех пыток, которые для него придумываешь, зависть, разжигающая желание причинять все большую боль своей не в меру стойкой жертве. И вот так оба оказываются запертыми некой замкнутой системы, неразрывного круга, узниками Клетки для Человека.

Если вы внимательно слушали только что сказанное мною, то поймете, как пара Дзюри – Сиори напоминает в этом случае пару Анси – Акио. Когда двое находятся в плену друг у друга. Когда любовь одного из них давно подменена Иллюзией, от которой он ни за что не откажется по своей воле. Когда эта Иллюзия причиняет боль тому, кто находится в её власти. Когда оба находятся в пагубной зависимости друг от друга, одинаково губительной для каждого из них. Когда связывающая их сила столь невозможно сильна, что для того, чтобы противостоять ей, есть лишь один путь – овладеть силой истинной любви, силой Диоса, и с её помощью разрушить любовь иллюзорную. Все это разве не подходит под описание того, что происходило с вице-председателем Академии и его сестрой? А задача, которая была поставлена перед Рукой – не похожа ли на задачу, которая стояла и перед самой Утеной? Вдумайтесь в это, и история предстанет перед вами в своем истинном свете.

Что касается того факта, что Сиори будто бы полюбила самого Руку – то это тоже, как мне кажется, не совсем верно. Скорее она наслаждалась резко возросшим чувством собственной значимости, так устав завидовать, наконец-то получила возможность нежиться в лучах зависти окружающих, в конце концов, получила богатство, предмет великой гордости, которого у неё никогда раньше не было и, казалось бы, не могло быть. Самое же главное для неё - это еще одна возможность уязвить Дзюри, шанс почувствовать себя лучше и сильнее её. Но среди всего этого не было серьезных чувств по отношению к самому Руке, и, я нисколько не сомневаюсь, что он прекрасно этот понимал. Когда он бросил её, то нанес невероятно сильный и болезненный удар по её эгоизму, самолюбию, тщеславию, гордости, самомнению, вмиг разрушив самое их основание. Но, повторюсь, это пойдет ей только на пользу – уж кто-кто, а Сиори явно стала девушкой намного более милой и приятной после того, как оправилась от нанесенного Рукой удара и обнаружила, что по выздоровлении её сильно поубавилось у неё и эгоизма, и самолюбия, и тщеславия, и гордости, и самомнения.

Конечно, все это не отменяет того, что Рука был вынужден причинить боль обеим, и причинил её, мучая Сиори и шантажируя Дзюри. Возможно, что он искренне желал избежать этого – ведь первую дуэль он попробовал провести сам, все еще надеясь, видимо, что его сложный план не понадобится, что он сможет в одиночку, без хитростей и интриг, овладеть необходимой ему силой и совершить задуманное. Полагаю, очевидно, что он готов был не только встретиться с Утеной, но и, подобно Тоге, выйти впоследствии на бой против самого Акио, готов был так или иначе принести себя в жертву в обмен на право воспользоваться силой Диоса. Но первой попытке его не суждено было стать успешной, он понял это в тот же момент, как они с Утеной ступили на Арену Дуэлей, а может и много раньше. Сила Утены была так велика, что её невозможно было не почувствовать, и возможно, признав, что не сможет одолеть её, Рука засомневался и в том, что Дзюри, пусть он и полагал её более искусной и одарённой фехтовальщицей, чем был сам, сможет совершить это. Но победа Дзюри была не важна – ибо он воочию узрел силу Диоса прямо перед собой, внутри той, с которой он сразился. В душе его поселилась уверенность в том, что, поставив Дзюри перед лицом этой силы, силы, которая столь успешно некогда изгоняла темную одержимость из тех, кто был подчинен Черной Розе, он спасет её.

И он заставил свою возлюбленную подняться на Арену Дуэлей. Не обладая силой Диоса, и зная, что иной силы, большей, чем связывавшие Дзюри узы, ему не найти, он воспользовался этими самыми узами. Подчинив себе Сиори, он подчинил себе и Дзюри, и, сквозь страдания, боль и ненависть он повел её к спасению. И ему это удалось. А мы узнали на второй дуэли нечто важное – нечто, что впоследствии поможет нам понять заключительные события сериала. Это нечто есть истина, заключающаяся в том, что для того, чтобы овладеть силой Диоса, не нужны ни магические ритуалы, ни победа в дуэлях, ни власть над Невестой-Розой. В чьих руках была сила, в конечном итоге освободившая Дзюри – в руках Утены, срезавшей цепь, сковывавшую Дзюри? Самого Диоса, тайно и невидимо направившего мимо розы, к медальону, лезвие меча? Руки, так нежно обнявшего свою возлюбленную, когда все закончилось? Знаю одно – то, что хотел Рука, ему удалось, и он ушел, ушел навсегда – и в то же время навсегда остался в наших сердцах. Или нет?

Многие не согласятся со мной, ибо действительно методы совершенного Рукой у многих рождают сомнения. Но, даже зная, как справедливы слова о том, что методы Утены и Руки слишком сильно различаются, давайте подумаем, так ли сильно, как это иной раз представляется? Скажу вам только, что нельзя достичь одного и того же совсем по-разному. А они желали одного – счастья для любимого человека, желали любой ценой, пусть даже ценой собственной жертвы, освободить его из Клетки для Человека. И оба они успешно достигли этого, а путь Утены оказался тяжелее лишь потому, что препятствия на нем оказались более могучими, а враги – более коварными и жестокими. Самое важное, что я хотел бы, чтобы вы услышали - не признавая Руку, вы отрекаетесь и от Утены, и в этом нет никакого сомнения. А если так, тогда, смотрите сами, получится в точности по мудрым словам - «мы играли вам на свирели, и вы не плясали, мы пели вам печальные песни, и вы не плакали». Не стоит ли каждому, слышащему сие, смягчить свое сердце, ибо не может оно быть так жестоко, что закрыто стало со всех сторон? Не приемля ни аскетическую суровость и замкнутую целеустремленность Руки, ни наивную открытость, нежную, но в то же время всепобеждающую и всеобъемлющую любовь Утены, что еще вы сможете принять? Где же тогда сокровище ваше? Где сердце ваше?

Конечно, не стоит и ставить между ними знак равенства. Мужество и благородство Руки велики, но все же любовь его не столь удивительна, сколь любовь Утены. Все, что он совершил, Утена наполнит любовью еще большей, поэтому масштабы её свершения будут еще невероятней, и результат её деяний будет заметно, качественно отличаться от всего, что совершил шедший до неё. Я думаю, он мог бы сказать нечто вроде «идущая за мною сильнее меня, и я недостоин нести обувь её» - и это было бы вполне справедливо, ибо, как я уже говорил, он видел Утену и всем своим существом ощутил её силу, и, без сомнения, увидел и уготованную ей судьбу, понял, что, как не был бы тяжел и мучителен его путь, ей уготовано пройти через большее.
И все же он был первым. Запомним его, друзья мои. Навсегда.